«Персонал сокращают, а пациентов выпускают на улицы» — интервью с врачом психиатрической больницы Киева

12 июля глава Минздрава во время своего ежедневного брифинга заявил: «Сейчас в украинских психиатрических больницах находится около 22 тысяч лиц с хроническими психическими заболеваниями, потерявших социальные связи и нуждающиеся в ежедневном уходе. Психиатрической службе необходимы кардинальные реформы, над планом которых и работает Минздрав совместно с Министерством социальной политики Украины. К концу года Минздравом будут приняты антикризисные меры, чтобы психиатрические больницы не находились на грани закрытия, а были дофинансированы на уровне прошлого года».

Мы долго искали человека, готового рассказать изнутри о нынешнем состоянии отечественной психиатрии. Но врачи были готовы говорить только приватно, боясь потерять и те крохи, которые им еще доставались из бюджета. Наконец на вопрос GreenPost согласилась ответить Наталья Науменко — кандидат психологических наук по специальности «медицинская психология», психолог высшей категории. 10 лет Наталья Науменко проработала в больнице, которая сейчас называется КНП «Клиническая больница "Психиатрия"», более известная как больница имени Павлова или «Фрунзе, 103». Но недавно Наталья Науменко вынуждена была уволиться.

Вы работали на должности психолога, фактически выполняя работу клинического специалиста?

Да, я занималась психодиагностикой — проводила обследование по патопсихологическими методикам, которые позволяли уточнить диагноз или помочь при дифференциальной диагностике: определить, что именно у пациента: шизофрения, аутизм, психоорганический синдром. Это существенная помощь врачам для того, чтобы определить схему лечения.

Вы уволились добровольно?

Сейчас из-за тотального недофинансирования психиатрических больниц сокращают всех практических психологов, может, на всю больницу и останется несколько психологов, которых обменяли на врачей (врач увольняется, психолог остается). Это шаг назад, в XIX век: тогда работали только врачи, не было социальных работников. Сейчас же во всех более или менее развитых странах работают такие мультидисциплинарные команды, которые помогают пациентам с социализацией, адаптацией. В психиатрии невозможно делать ставку только на врачей, ведь они назначают медикаменты, но не могут как-то иначе помогать пациентам.

Пожалуй, сейчас к душевнобольным немного другой подход, чем в XIX веке? Тогда и методы были другие, и представление о конечном результате отличались от нынешних...

Дело в том, что все психические заболевания зависят от факторов среды. Допустим, человек получил серьезный стресс. У обычного человека это пройдет более-менее нормально: он погоревал и живет дальше. А человек со склонностью к заболеваниям (например, шизофрения) может буквально вылететь в болезнь. После того, как это произошло, естественно, такой человек чувствует себя несостоятельным. Нужна помощь, прежде всего психологическая. Потому что, скажем, приступ сняли, вывели в ремиссию, но надо как-то жить дальше, принять это состояние, переварить это. Поэтому во взрослых отделениях психологи занимаются такой вот работой — это действительно важно и реально. Нигде в развитых странах нет такого, что работает только один психиатр, медсестра и санитарка. Везде есть социальные работники, психологи и тому подобное. Их может быть даже больше, чем врачей.

Как произошло сокращение?

Еще в в середине апреля собрали всех заведующих и сказали: вы должны сократить персонал не менее чем на 30 %, потому что денег нет и иначе больница не выживет. Тогда врачи вышли на митинг и то этот процесс приостановился. Но постепенно все равно это происходит: небольшими партиями людей сокращают, заставляют увольняться самим, потому что все понимают, что в такой ситуации нагрузка возрастет, а зарплаты...

Нам тогда заплатили очень мало: около 4000 грн на руки в апреле дали, а потом еще муниципальную надбавку, в таком же размере. У врача высшей категории зарплата была примерно 8000 грн. То есть, было и так трудно работать в таких условиях, а теперь стало вообще невыносимо: за такие деньги выдерживать тройную нагрузку невозможно. Поэтому люди увольняются.

Количество коек еще не сокращается, об этом пока никто не говорит, а загруженность у нас всегда была под 100 %. Главный врач говорил, что примерно 10 000 человек в год лечились в нашей больнице.

Всех, кого хотели сократить, увольняют по сокращению штата. Сначала это были педагоги и воспитатели, психологи, младший персонал, санитарки. Врачей пока не трогают.

Работники психиатрической отрасли считают, что если не остановить реформу в том направлении, в котором она движется, то отечественной психиатрии конец. Вы с этим согласны или просто речь идет о неэффективности самого руководства, которое не умеет действовать по новым правилам?

Такая катастрофическая ситуация со всеми больницами. Я общаюсь и со Львовом, и с Одессой, и с Кривым Рогом: везде все одинаково. В одной больнице сократили 50 % персонала, а оставшимся повысили зарплату на 2000 грн...

Психиатрия очень недофинансирована. НСЗУ платит 7400 грн за пролеченный случай. Но дело в том, что не всегда можно снять психоз за 5–10 дней. Стандартный срок пребывания в нашем стационаре — 21 день. На это нужно 14–16 тыс. грн — и то только для того, чтобы сохранить прежний уровень, который, мягко говоря, был не ахти. Это все равно было плохое питание, медикаменты не лучшие, а самые дешевые, и так далее. Поэтому получается, что нынешние тарифы вдвое меньше, чем то, что было раньше. Врачей поставили перед фактом: выкручивайтесь, как хотите.

НСЗУ приходили в больницу (по крайней мере были такие слухи) и говорили: берите дополнительные пакеты, подключайте какую-то реабилитацию, фтизиатрию тому подобное. Поэтому теперь увольняют нужных людей (тех же клинических психологов), но при этом ищут, например, массажиста: просто чтобы получить этот дополнительный пакет. В НСЗУ сидят люди, которые к медицине не имеют никакого отношения, они просто не представляют, как это все работает, что вообще происходит: нафантазировали себе что-то, выделили большие деньги на роды (больше, чем нужно, потому что отродясь в Украине сколько детей не рождалось, представители НСЗУ сами признавались в частной беседе), а на психиатрию и фтизиатрию практически ничего не дали. Я думаю, что это зря, потому что наши пациенты обычно маргинальные и требуют больших вложений, поэтому это дело хотят завалить, чтобы они не висели на бюджете, не мешали.

Тем не менее пока мы не наблюдаем худшего сценария, которым нас пугали: с 1 апреля по улицам начнут ходить психически больные и просить есть, потому что больницы позакрывают, а их выбросят на улицу.

Когда я иду по улице, то вижу, что наших пациентов больше. Мой муж уволился раньше, он был клиническим психологом во взрослом мужском отделении: он их не просто видит, а многих знает по имени-фамилии — тех пациентов, которые у нас на Виноградаре сейчас бомжуют. Странные такие, грязные, сами с собой разговаривают, галлюцинирует, деньги просят иногда... Раньше, проходя мимо базара, я видела одного-двух таких, а сейчас их 5–6.

Каким Вы видите выход?

Юристы прониклись этой ситуацией и говорили, что на психиатрию можно было бы выделить целевую статью бюджета. Это первый вариант. Второй — приостановить реформу предоставления вторичной и третичной медицинской помощи, пересмотреть это все, разработать более адекватно, основываясь не на умозрительных формулах, а на реальных потребностях. Ведь больницы, которые вынуждены зарабатывать деньги («деньги следуют за пациентом»), сейчас потеряли возможность получать даже эту малость — из-за карантина плановая госпитализация происходит только если человек имеет справку о негативном ПЦР-тесте на коронавирус. А чтобы сделать тест, надо выложить кругленькую сумму.

Мы уже писали о том, как это происходит...

Да. И вот наш больной, находящийся в измененном состоянии сознания, в психозе, не совсем понимая, что делает, должен сначала пойти в больницу, взять бумажку о том, что его психоневрологический диспансер готов принять, затем пойти к семейному врачу, взять направление, сдать анализы, вернуться — и только тогда его госпитализируют. Это может продолжаться три недели. Риторический вопрос: сможет ли человек в психозе осуществить все эти целенаправленные действия? Хорошо, если есть родственники, которые за всем этим следят и если состояние не настолько острое, требующее немедленной госпитализации. Как-то выкручиваются: берут по скорой, если все совсем плохо, но если хотя бы немного лучше, то происходят жуткие вещи...

Как Вы относитесь к принудительной госпитализации? С одной стороны мы помним советскую карательную психиатрию, а с другой — теперь можно жить в коммуналке с буйным соседом, зная, что ты ему ничего не сделаешь, даже если он за тобой гоняется с топором. Как это решается и как должно решаться?

Я как детский психолог больше знаю свои нюансы, но в целом согласно закону о психиатрической помощи человек действительно должен подписать согласие на госпитализацию. Если это принудительная госпитализация, то суд должен дать разрешение на обследование и содержание в лечебном учреждении. Конечно, случаются разные казусы: человек в маниакальной фазе, кричит «мне хорошо, чего вы ко мне пристали», когда его полиция задерживает за скачки голышом по автомобилям.

Принудительная госпитализация возможна, если родственники вызывают неотложную психиатрическую помощь, и бригада видит, что человек находится в состоянии аффекта, бегает с ножом — тогда, конечно, его примут. Но права пациентов этот закон защищает лучше, чем права окружающих людей, это факт. Однако нельзя скатываться и в другую сторону: чтобы каждый, кому не нравится его чудаковатый сосед, мог куда-то его запереть. Я считаю, что хорошо, что такой закон есть, потому что раньше наши пациенты были беззащитны.

Правда ли, что диагноз «вялотекущая шизофрения» можно поставить любом художнику?

Сейчас такого диагноза нету. И просто так диагноз не ставят: те же психологи и патопсихологи должны найти при обследовании какие-то изменения в мышлении. Например, у человека может быть какой-то бред, сверхценная идея: везде враги, СБУ за ним наблюдает, и он как-то действует в связи с этим. Поэтому, возможно, часть художников действительно могла иметь такой диагноз.

Но нынешний подход в психиатрии — человек может хоть голоса слышать, но если он никому не мешает: не режет себе вены и не бросается на других — пусть живет со своими голосами. Адаптирован, на работу ходишь? Слава тебе, Господи! Ловить и лечить тебя никто не будет.

Для чего вообще нужны психиатрические больницы? Возможно ли чтобы не было психически больных? Откуда берутся психические заболевания и что с этим можно сделать?

К сожалению, очень много было исследований на огромном массиве данных о том, что 1 % популяции — это всегда шизофрения. А есть еще другие психические заболевания... Эта цифра остается неизменной с начала ХХ в., Когда начали их определять. Следовательно, такие люди никуда не денутся. На Западе больше внимания уделяют социальной помощи, но и больницы нужны: снять острое состояние, провести наблюдение за человеком, вывести его в ремиссию, в конце концов. Это очень важно.

Иногда мы видели, что какому-то ребенку необходимо банально полежать подкормиться, потому что у этого несчастного ребенка вообще нет возможности нормально питаться. Например, мать-одиночка, которая тоже имеет какое-то психическое заболевание, и ребенок с еще более выраженным психическим заболеванием. Они живут на какие-то копейки, и даже те копейки могут использоваться нерационально, потому что мама не способна планировать. У нас много такого было...

В свете заявлений Третьяковой как Вы относитесь к принудительной стерилизации психически больных?

Это, конечно, полный идиотизм.

Поставим вопрос иначе: у них могут быть здоровые дети?

Да, могут. Я такие случаи видела, когда работала с одним благотворительным фондом: они создали приют, в котором некоторое время жили дети, изъятые ювенальными службами из проблемных семей. Например, там была девочка, у которой мама заболела тяжелой формой параноидной шизофрении, не пускала в школу дочь, заставляла смотреть, следит ли за ними враги... Но девочка была вполне здорова, хорошая.

Генетический фактор очень трудно дифференцировать. Здоров ли человек, нет ли у него никаких нарушений мышления или есть, но легкие. Встречаются субклинические формы, когда симптомов недостаточно, чтобы поставить диагноз, но достаточно, чтобы человек как-то странно вел себя, а это может быть, если больной живет рядом. Один случай меня поразил: мальчик несколько лет не выходил из дома — родители-наркоманы вообще им не занимались. У него был друг... одеяльце! Он с этим одеяльцем разговаривал, сказки ему рассказывал, и потом привезли его с тем одеяльцем в детский дом — сначала мальчик совсем не расставался с ним, потом как-то отложил, когда настоящие друзья появились. Но это был психически здоровый ребенок.