«В настоящее время грабеж природы выгоден»: эксперт рассказал, как заставить компании инвестировать в защиту биоразнообразия

Для эффективной защиты животных, растений и экосистем понадобилось бы $800 млрд, но мировое сообщество пока выделило для этого лишь добрых $100 млрд. Этот пробел невозможно устранить только пожертвованиями. Но как по-другому? Сейчас страны мира обсуждают это на Конференции ООН по биоразнообразию в Кали, Колумбия. Мартин Штухтей имеет идею, которой поделился с Die Zeit .

Мартин Штухтей - геолог, экономист и профессор экономики ресурсов в университете Инсбрука. Вместе со своей партнершей Соней Штухтей он основал The Landbanking Group — технологическую компанию, которая делает биоразнообразие измеряемым, ценным и пригодным для инвестиций.

— Пан Штухтей, вы хотите спасти природу, находя способы инвестировать в нее. Какую ценность имеет природа?

— Безусловно, это культурная, духовная ценность общества. Но это тоже имеет экономическую ценность. И мы слишком долго это игнорировали. Ежегодно мы влияем на природу деятельностью по крайней мере € 7 трлн, и большинство из этих действий способствует разрушению экосистем. Это потеря стоимости, которая не отражается в балансе компании или национальных счетах. В настоящее время грабеж природы экономически выгоден. Вот почему мы хотим создать рынок для природы, который также вознаграждает восстановление и защиту. Наконец, природа является критически важной инфраструктурой для компаний, секторов и целых обществ.

- Что это значит: природа как критическая инфраструктура?

— В прошлом мы работали в рамках восстановительных возможностей планеты. Сегодня это уже не так. Сохранение природы больше нельзя воспринимать как должное. Это как с дорогами или по железной дороге: если не инвестировать, они приходят в упадок. Почвы размываются, воды засаливаются, леса усыхают. Нам нужно создать финансовые стимулы, чтобы обеспечить поступление денег на сохранение и восстановление природных систем. Инвесторы должны получать прибыль, восстанавливая экологическую ценность земли в долгосрочной перспективе.

— Какие могут быть стимулы для компаний взять на себя ответственность за природу?

— Экологический кризис сам по себе частично создает причину для действий — например, у Porsche производство было остановлено на три недели, потому что подвал поставщика был переполнен. Многим наводнениям, о которых мы все чаще читаем, можно было бы предотвратить лучшую обработку окрестных полей, лугов и лесов. Тогда они будут накапливать гораздо большее количество воды. Или возьмем производителей продуктов питания: засухи или наводнения ставят под угрозу их бизнес. В прошлом году урожай апельсинов в Средиземноморье был катастрофическим. Сейчас цена на какао выросла почти в пять раз, и к 2030 году кофе будет испытывать серьезные проблемы в важных регионах выращивания. Поэтому уже много повреждений. Теперь нам нужно создать финансовую инфраструктуру для вознаграждения за поведение в экономической и финансовой системе, защищающей природу.

- Что компании получают от инвестиций в экосистемы?

— Следуя примеру производителей пищевых продуктов: чтобы надежно получать достаточное количество сырья в будущем, они должны что-то придумать. Однако, если производители явно делают что-то для биоразнообразия, это гарантирует, что их поля удерживают больше воды в почве или что будет больше опылителей насекомых. Так что это своеобразная перестраховка. Тогда они более устойчивы к колебаниям урожая.

— Производители какао и кофе давно заявляют, что инвестируют в сельскохозяйственные системы своих поставщиков. Наверное, мало?

– Да, такие подходы существуют. Однако большинство попыток достаточно символичны, многие из них не имеют масштаба. В текущем виде эти программы рассматриваются рынками капитала как дополнительные расходы, а не перспективные инвестиции в операционные возможности.

— Какова идея вашей организации, чтобы гарантировать, что инвестиции действительно будут иметь значение?

— Мы, Landbanking Group, точно измеряем, насколько хорошо вода просачивается, сколько углерода хранится и насколько ландшафт богат видами на десятках тысяч гектаров. Это позволяет компаниям видеть, как их «счет природного капитала» изменяется из года в год. А опекуны страны — природоохранные организации, церкви, государство, группы коренного населения, лесоводы и фермеры могут подтвердить цифрами, когда экосистемные услуги из года в год улучшаются. Этот природный капитал привлекателен для компаний, которые затем могут инвестировать в эту услугу.

— Эта земля может быть, например, сельскохозяйственными полями. Но какие агротехнические приемы фермеры используют для достижения своих целей, остаются их делом?

— Конечно, мы тоже помогаем с переменами. Но, по сути, мы даем им возможность продемонстрировать свой успех.

«Наибольшим возможным расширением был бы совершенно новый денежный порядок»

— Во многих регионах мира, все еще имеющих значительное биоразнообразие, в будущем давление будет расти. На африканском континенте, например, население будет расти еще несколько десятилетий, и климатический кризис здесь особенно заметен. Какие у вас идеи для этого региона?

— Сейчас мы проверяем наш учет природного капитала с Африканскими парками, природоохранной организацией, управляющей 22 млн га, больше земли, чем любая другая организация на континенте. Работают, например, в Южном Судане. Здесь происходит самая большая миграция животных в мире: 6 млн антилоп идут за дождями. Такие территории образуют зеленый хребет Африки. Они столь важны, что нерационально финансировать их за счет ежегодных пожертвований. Поэтому мы пытаемся выйти из этой ситуации и превратиться из сбора средств в поставщика Verifiable Nature Units (основанный на результатах механизм финансирования природы — ред. GreenPost) . Мы продаем природный капитал. 

– Что это значит?

– Вы можете рассматривать это как валюту. Одна единица равна одному квадратному километру, имеющему высокую ценность биоразнообразия, охраняется и может преуспевать в течение одного года. Здесь должны быть соблюдены два критерия. Во-первых, целостность: происходили ли там поселения, сельское хозяйство, незаконный выпас? Или этот квадратный километр все еще покрыт лесом? Теперь это можно измерить с помощью спутников. Во-вторых, состояние основных видовых групп. Это дает нам понять, может ли экосистема все еще выполнять свои функции. Мы сравниваем это с предыдущим годом, и если ответ да, то это единица природы, которую можно проверить, и вы можете ее продать. В идеале не из года в год, а в долгосрочной перспективе: если африканские парки примут обязательства защищать миграцию животных в Южном Судане в течение 30 лет, тогда они хотят найти кого-то, кто заплатит за 30 лет.

— Какие еще есть варианты мобилизации природного капитала?

— Более бедным странам, достигающим хороших результатов сохранения, можно простить долги или дать лучший доступ к кредитам. Можно связать корпоративные облигации с целями биоразнообразия. Самым возможным расширением был бы совершенно новый денежный порядок, при котором мы относимся к природному капиталу так же, как относимся к золоту сегодня. В какой-то момент мы решили, что это ценно. Почему бы нам не применить это к природе?

— Ваши расчеты работают только если существует универсальная единица измерения биоразнообразия. Что касается климата, выбросы можно конвертировать в тонны CO₂, по которым можно торговать. Но когда речь заходит о видах и экосистемах, все сложнее, потому что они совершенно разные локально. Южный Судан имеет иную природу, чем Северная Германия. Как вы хотите достичь сопоставимости?

— В сфере биоразнообразия, например, мы определяем группы видов, которые вместе предоставляют информацию о том, все ли функционирует среда обитания как биологическая система. Это включает, например, наличие крупных хищников — львы в Африке тогда соответствуют волкам или медведям в Европе или мигрирующих видов. Таким образом, мы создаем своеобразную коробку настроек, которая может быть заполнена именно географически. Затем это измеряется с помощью камероуловителей, генетических или биоакустических методов.

— Но неопределенность остается большой. Возьмем почву: ученые говорят, что до сих пор мало известно о миллиардах и миллиардах микроорганизмов в нем или об их взаимодействии, о приливах и отливах образования гумуса. Как точно можно измерить такую ​​сложную среду и ее функции?

— Да, следует признать сложность. Однако, я достаточно долго работаю в бизнесе и знаю, какие большие объемы капитала перемещаются на основе очень несовершенных моделей. Иногда неопределенность данных, когда речь идет о природе, кажется мне оправданием. Я бы также сказал: мы не можем продолжать исследование еще 30 лет, пока наши данные не будут защищены на 100%! Мы должны начать сейчас. Поэтому мы используем данные из многочисленных публичных источников и смотрим, как часто фермер пахал поле и что еще делал с почвой — это дает нам высокий уровень безопасности.

— Однако возникает вопрос: почему это так сложно? Финансирование может быть выделено специально для культивации. Все технические усилия, все вмешивающиеся новые компании — не это ли занимает слишком много времени?

— Только в ограниченной степени. Компании нуждаются в безопасности. Они хотят точно знать, дают ли меры, за которые они платят, желаемый эффект. Мы считаем, что подтверждение природного капитала должно стать частью нашей национальной экономики в долгосрочной перспективе. Такие доказательства относятся к национальной экономической отчетности, а также к отчетам о прибылях и убытках компаний. Это единственный способ, посредством которого рейтинговые агентства, банки и регуляторы могут оценить компанию за ее работу по биоразнообразию. Каждый, кто инвестирует в природу, получает выгоду как от капитальных расходов, так и от расходов на страхование, поскольку уменьшает реальный экономический риск. Таким образом, природа превращается из фактора затрат на инвестицию, а в экономическом плане становится фактором процветания.

— Как вы действительно зарабатываете деньги?

— С одной стороны, нам платят за проведение этих сложных измерений. Во-вторых, когда фермеры или другие попечители земли, такие как лесники, общины коренных народов или природоохранные организации, получают деньги, мы получаем небольшую плату за трансакцию за каждый гектар. В-третьих, нам платят деньги за программное обеспечение, которое мы постоянно усовершенствуем.

— Вы сейчас находитесь в Колумбии на Конференции ООН по биоразнообразию. На какой конкретный прогресс вы надеетесь?

— Особенно важны будут три вещи: во-первых, анализ вопроса о том, как страны должны оценивать прогресс в сохранении своего биоразнообразия. Во-вторых, необходимо устранить дефицит финансирования охраны видов. В-третьих, важно убедиться, что глобальный Юг извлекает выгоду от своего огромного биоразнообразия и что не все доходы на Севере будут приватизированы. Я надеюсь, что эти вопросы наберут обороты.

– Как вы хотите этого добиться?

— Мы хотим привлечь предпринимателей и аудиторов со всего мира признавать инвестиции в охрану природы ценными. Мы хотим убедить банки, управляющие активами и рейтинговые агентства, что эти инвестиции привлекательны, особенно если они базируются на самой современной финансовой инфраструктуре, как наша. Как человек, фермер и отец шести детей я надеюсь, что во времена многосторонности, которая находится под угрозой, будет послан сильный сигнал: мы все еще можем работать вместе в глобальном масштабе над действительно важными вопросами. Подобно Всемирному соглашению об охране природы в Монреале, мы заканчиваем тем, что протираем глаза и говорим: "Ничего страшного!"

Больше новостей читайте на GreenPost .