Ящик Пандоры или куда девалось ядерное топливо после взрыва на ЧАЭС
1803
«Делай, что можешь, с тем, что у тебя есть, и там, где находишься», Артур Эш— легенда мирового тенниса, афроамериканец, победивший в 33 мировых турнирах
Кто хоть единожды побывал в Чернобыльской зоне отчуждения, тот не раз ловил себя на мысли, что где-то там, не так уж далеко от тебя, есть места, в которых таится невидимая смерть…
Страх — это нормальная реакция здорового человека. И единственная возможность с ним совладать — это познать его природу. Так было и со мной, когда я по велению долга начинал знакомиться с объектами инфраструктуры в зоне отчуждения в первые месяцы пребывания во главе уже не существующей госкорпорации Радон. И как тогда в один миг вспомнились и что такое альфа- и бета-частицы, и что такое гамма-излучение, и что такое поток нейтронов, источники возникновения всего этого, влияние на природу, на человека, на птиц и животных. Не секрет, что леса ЧЗО, ввиду, к сожалению, частичного ограничения вмешательства человека, стали естественным природным оазисом с впечатляющим разнообразием растений, животных и птиц. Не скрою, что сам не раз после работы, когда уже нужно ехать в Киев, но хочется переждать городские пробки, задерживался и ходил по лесу. Словами не передать, какие и какого размера там грибы, особенно белые. Но, увы, на них можно только смотреть…
В одной из статей я упоминал бывшего первого заместителя главы Госагентства по управлению зоной отчуждения, с которым, как мне кажется, у нас был взаимный интерес к решению сложных и запущенных проблем в ЧЗО. Однажды он рассказал мне историю про грибы. Он, очевидно, также как и я в первое время пребывания в ЧЗО обратил внимание на шедевральные белые грибы. И не удержался, чтобы их не срезать. Набрал приличный кулёк, и, являясь человеком не просто образованным, а преподавателем в Университете им. Т.Г. Шевченко, направился в лабораторию, построенную за деньги Еврокомиссии на одном из предприятий в Чернобыле. После проведения анализа, он получил полную картину маслом: в грибах содержатся радионуклиды.
Не секрет, что в результате аварии на ЧАЭС в значительной степени территория была поражена изотопами Цезия (137Cs)и Стронция (90Sr). Так вот, именно в грибах, растительности и деревьях аккумулировано наибольшее количество радиоактивного цезия. Для человека представляет опасность попадание продуктов, содержащих этот радионуклид, в организм.
И в этой части своего рассказа мой старший коллега начинает делиться своими терзаниями: с одной стороны — хочется приготовить и съесть такие шикарные на вид грибы, с другой стороны — есть чёткое понимание неотвратимого вреда для организма. И вы не поверите — у учёного победило желание съесть эти грибы. Да, он рассказывал, как сделал расчёты, учитывая вес своего тела, массу грибов, концентрацию радионуклидов, время выведения из организма и т. д. А также о том, как он долго их вываривал, множество раз меняя воду. И это всего лишь про грибы, а теперь представьте себе, насколько опаснее для человека радиоактивные отходы, и уж тем более — отработанное ядерное топливо.
На момент аварии, по отчётам экспедиций Курчатовского института, в 4-м энергоблоке находилось 196 тонн ядерного топлива в активной зоне реактора и порядка 10 тонн в непосредственной близости от энергоблока. В разных источниках цифры про вторую часть топлива разнятся, и я привожу их больше для понимания примерного количества. Ядерное топливо является самым сильным источником радиоактивного излучения — это самое опасное для всего живого, что было создано человеком за всё историю существования. После двух взрывов значительная часть этого топлива вылетела наружу. Но на самой ЧАЭС, как мантру, повторяют, что большая часть топлива осталась внутри объекта «Укрытие» — так называемого бетонного саркофага, в который заключён 4-й энергоблок. Но отчёты экспедиций не нашли тому подтверждение. Количество лавоподобного материала (ЛПМ) с усреднённым содержанием продуктов послеаварийного ядерного топлива существенно меньше, чем того хотелось бы всем нам. По другим данным, количество высокоактивного материала, которые солдатики-смертники собирали лопатами на крыше машинного зала и сбрасывали вниз, имело весьма значительный объём. Не секрет, что дистанционно управляемые роботы, копии которых сегодня можно увидеть в музее в Чернобыле, а оригиналы, которые невозможно дезактивировать — на ПЗРО «Буряковка», — выходили из строя от запредельного уровня радиации. И это было не внутри взорвавшегося реактора, а на прилегающих крышах и территории.
Много лет мировую общественность не оставляет в покое вопрос: если значительная часть аварийного ядерного топлива вылетела из реактора во время двух взрывов, то куда оно делось, или точнее, где оно находится? Безопасно ли его нахождение? И т. д. и т. п.
Поглощая огромные объёмы информации с отчётами и фотокопиями о тех событиях, я наткнулся, в том числе на документы, которые публикую в этой статье.
Вблизи 4-го энергоблока было организовано несколько могильников. Могильник с самыми радиоактивными веществами занимал 5,4 га и назывался «Северный» и в дальнейшем он не мог там оставаться. Было принято решение о строительстве ПЗРО «Подлесный» (поверхностного типа) и ПЗРО «Буряковка» (траншейного типа). Ни о каких защищённых капитальных объектах даже и речи не шло. Работы выполнялись силами личного состава в/ч 61753. О чём были составлены отчётные документы. Один из них по своему содержанию мало интересен, а вот второй начинает давать представление о вероятных объёмах, как это в нём называют, высокоактивных отходов. Вблизи ЧАЭС могильник «Северный» был ликвидирован, а его содержание перевезено на Пункт захоронения радиоактивных отходов (ПЗРО) «Подлесный» и на ПЗРО «Буряковка».
Буквально через несколько месяцев после того, как я приступил к исполнению обязанностей, мне принесли на подпись ежегодный публичный отчёт, в котором приведена информация по всем объектам, в которых находятся радиоактивные отходы с указанием уровня радиации по каждому из них. Естественно, я начал интересоваться происхождением цифр. В течении недели проводил встречи, знакомился с документами, и практически по всем объектам вопросы были сняты. Но по ПЗРО «Подлесный» вопросов стало только больше из-за вскрывшихся проблем:
- проект хранилища не соответствует международным требованиям и рекомендациям по долговременному хранению таких отходов;
- согласно имеющимся данным, в модуль А-1 было загружено 2650 м3твердых высокоактивных отходов (ВАО). В модуль Б-1 было загружено около 1310 м3РАО (частично в контейнерах). Кроме того, в каждый модуль поверх бетона было залито около 650 м3 «грязной» смеси песка и гравия при почасовой дозе около 100 мкЗв/ч;
- учитывая смесь бетона, песка и гравия, а также покрытые радиоактивные отходы, общий объем радиоактивного материала ПЗРО «Подлесный» составляет до 11 000 м3;
- данные о радиационных характеристиках отходов в ПЗРО «Подлесный» являются весьма неопределенными, поскольку отсутствуют какие-либо детальные сведения о методах, использовавшихся для получения оценок. Самая реалистичная оценка, основанная на результатах исследования, указывает на 2,6·1015Бк;
- отсутствует полная информация о состоянии радиоактивных отходов и конструкции хранилища;
- не приняты решения о дальнейших работах по обеспечению безопасности хранения таких отходов;
- фактически отсутствует активное и пассивное оборудование системы физической защиты объекта, которое числится по документам.
В результате я подписал отчёт, т. к. руководство давило, но вместо цифр напротив ПЗРО Подлесный» поставил «ДСП» — для служебного пользования. Плохо это или хорошо, рассудит время. И с того момента, чувствуя ответственность за это «ДСП», я начал глубоко изучать этот объект.
Оказывается, в рамках оказания так называемой международной технической помощи зарубежными специалистами уже проводились работы по поиску остатков послеаварийного ядерного топлива. На эти работы Еврокомиссия выделяла существенные средства. И в этих отчётах, в их результативной части, чёрным по белому написано, что в ПЗРО «Подлесный» находятся лавоподобные материалы, аналогичные тем, что остались внутри 4-го энергоблока в результате аварии. И для определения их количества и состояния (наличия или отсутствия реакций деления ядерных материалов, температуры и т. д.) необходимо проводить инвазивные исследования.
Инвазивные исследования в данном контексте — это бурение скважин сквозь верхний и боковой защитные слои с целью изучения содержания полученных кернов и проведения исследований скважин специализированными приборами, способными определять направление и интенсивность потоков нейтронов (как писал ранее, именно поток нейтронов является доказательством наличия ядерных материалов).
Ни один проект «международной технической помощи» в области радиоактивных отходов в Украине иностранцы сами не делают. Иностранные компании получают средства от Еврокомиссии, и эти компании нанимают исполнителей, в том числе из числа сотрудников предприятий в зоне отчуждения. И двоих таких сотрудников, проводивших исследование «Подлесного», мне удалось определить. Позже, они стали главными идеологами и исполнителями при проведении инвазивного обследования. Была собрана, на волонтёрских началах, группа специалистов из разных предприятий зоны отчуждения, в том числе были волонтёры от ЧАЭС — бригада бурильщиков, которая выполняла работы на объекте «Укрытие», по простому — сверлили бетон, чтобы получить доступ внутрь помещений 4-го энергоблока. Это были специалисты с многолетним опытом, которые увидев искренний энтузиазм в вопросе поиска послеаварийного ядерного топлива за пределами ЧАЭС, стали моими преданными союзниками. Они разработали программу исследований, подписали огромную кучу регламентирующих инструкций и прочих документов. Мы даже нашли не бюджетные деньги на покрытие расходов на материалы (буры и т. д.). Но Госинспекция ядерного регулирования наотрез отказывалась даже рассматривать наш пакет документов. Не буду перечислять, сколько раз обивал пороги этого ведомства. И однажды как-то привёл там такое сравнение: представьте, что у вас на заднем дворе дома свалили нечистоты и прочую отраву. И прикрыли газетками да присыпали песочком…
В общем, и в этот раз помогли люди из МАГАТЭ. Во время одного из формальных визитов я попросил о встрече с функционерами МАГАТЭ, курирующими ЧЗО, без протокола. На встрече были представлены как исторические документы, так и результаты исследований за средства Еврокомиссии, а также наши предложения по технологии дальнейшего обследования «Подлесного». Все эти аргументы, настойчивость и энтузиазм нашей стороны дали положительный результат. Мы получили гарантию поддержки со стороны сильного и авторитетного партнёра. Да, особенно чувствительным был вопрос выполнения Украиной обязательств по учёту ядерных материалов. Мы обсудили и это. Мы аргументировали, что именно для выполнения этой нормы мы проводим эти исследования. Мне задали ещё два вопроса: почему ранее никто из Украины не поднимал эту тему, и что мы будем делать после получения результатов обследования? Я ушёл от прямого ответа на первый вопрос, пусть это останется за тем столом переговоров в Вене, а вот ответ на второй вопрос заслуживает внимания. По тону разговора, после изучения всех материалов, а на встрече были как административные руководители, так и технические эксперты МАГАТЭ, было понятно, что в подтверждении наличия ядерных материалов в «Подлесном» никто не сомневается. И всех интересовали ответы на вопросы, сколько их там: масса, состав, активность.
В Европе захоронение ядерных материалов допускается только в глубоких геологических формациях в специальных геологических хранилищах. Но таких в Европе нет ни одного. И все страны вынуждены долгосрочно хранить ядерные материалы в специальных условиях в специальных хранилищах. О том, как чиновники в Украине вяло создают видимость, что занимаются будущим проектом такого хранилища — тема отдельной статьи. Но, по моему убеждению, такого объекта в Украине не будет никогда. Чтобы понять масштабы и необходимый бюджет достаточно один раз побывать в экспериментальной лаборатории такого геологического хранилища во Франции, которая дальше всех продвинулась в этом вопросе. И понятно почему — всё-таки 63 действующих энергоблока…
Натакого уровня переговорах, как в МАГАТЭ, приходится особенно тщательно подбирать слова и взвешивать каждую мысль. Но я решился и сказал буквально следующее: всем миром, в том числе за деньги Украины, строили Новый безопасный конфайнмент (в простонародье — Арка над 4-м энергоблоком), потратили более 2 млрд евро, чтобы накрыть скрытые под многометровым слоем бетона расплавленные графит и ядерное топливо 4-го энергоблока. И решили, что если всем и везде повторять, что большинство топлива никуда не делось, а находится внутри взорвавшегося реактора, то это топливо каким-то чудом само там материализуется. Причём все 196 тонн с хвостиком. И про «Рыжий лес» забудут, который менее чем за сутки высох, и про многое другое. И процитировал моего любимого Михаила Афанасьевича: «…запомните: рукописи не горят». В завершении своего выступления я сказал, что вначале нужно максимально точно узнать, в каком количестве и какой активности ядерные материалы находятся в «Подлесном», затем мы должны обеспечить физзащиту объекта (там нет даже целого ограждения, скважины наблюдения за грунтовыми водами требуют реконструкции, а до реки Принять мене 300 метров) в соответствии с требованиями как к ядерной установке, и ввести охрану объекта силами Нацгвардии, как это делают на ЧАЭС. И затем, со всеми полученными материалами и выводами провести встречу в МАГАТЭ, где совместно принять решение о дальнейшем обращении с этим объектом.
После этой встречи в МАГАТЭ Госинспекция ядерного регулирования согласовала программу исследований (не сразу конечно, а с десятками замечаний, короче — крови попили, чиновники без этого не могут). Но нам разрешили работать только с блоком А-1. По историческим данным, туда свозили сыпучие, т.е. не контейнированые отходы с могильника «Северный», а вот сами контейнеры с высокоактивным содержимым, 25 из которых, судя по данным в историческом документе, имели активность от 300 до 500 рентген/час, 16 шт. — от 500 до 800 рентген/час, и 8 шт. — более 800 рентген/час — в модуль Б-1, к которому нам запретили даже подходить.
Один из очевидцев того времени, когда перевозили могильник «Северный» на ПЗРО «Подлесный», говорил, что на военных приборах, которыми проводились измерения, 800 рентген/час — было максимальным значением шкалы…
Не буду утомлять подробностями как проходили исследования и сколько это заняло времени, т. к. люди работали по так называемым «дознарядам», т. е. в условиях возможного получения повышенной дозы радиоактивного облучения. Были соблюдены все нормы радиационной безопасности, использованы средства индивидуальной защиты, сеансы работы были тщательно рассчитаны, контролировался аэрозоль над местом проведения работ, керны размещались на хранение в отдельном от персонала помещении и т. д. Во время одного из «имиджевых» визитов руководства Госинспекции ядерного регулирования в ЧЗО мне удалось уговорить их посетить «Подлесный», чтобы они могли лично убедиться в неукоснительном выполнении норм и правил, а также соответствии работ утверждённой программе. И тут случился курьёзный случай. В составе делегации от Госинспекции ядерного регулирования была инспектор, которая особенно ретиво принимала у меня экзамен по радиационной и ядерной безопасности. Так вот, эта инспектор, несмотря на средства индивидуальной защиты, показания приборов сопровождающих дозиметристов и личный пример руководства ГИЯРУ, не ступила и шагу внутрь модуля А-1, где на тот момент были сделаны все 16 вертикальных скважины. Оказалось, что инспектор ГИЯРУ панически боится радиации и страдает радиофобией…
Для желающих ознакомиться со всеми деталями исследований как наших коллег из-за рубежа, так и сводной команды ЧЗО, я готов предоставить копии отчётов. Там есть и фотографии актуального состояния объекта, и керны, и лавоподобный материал, и датчики нейтронов, и расчёты и т. д.). Это открытые документы. Увидев это и сравнив с «Аркой» выводы сделаете сами и поймёте моё метафорическое сравнение с нечистотами, накрытыми газеткой и присыпанными песочком…Но, забегая вперёд скажу, что в модуле А-1, в котором мы не рассчитывали обнаружить ядерные материалы, да и ГИЯРУ, когда согласовывали нам программу исследований, были в этом уверены, обнаружены 1,6 тонн ядерного топлива (по урану)… Отчёт мы направили с сопроводительным листом и предложениями в ГИЯРУ, ГАЗО, Минприроды, МАГАТЭ и СБУ. Это было два года тому назад. С тех пор к объекту никто не прикасался. О нём вновь пытаются забыть.
Но «рукописи не горят»….
